Никита Ломагин о последних тайнах блокады
Краткое содержание
Историк Никита Ломагин о блокаде Ленинграда: о распределении продовольствия, о достоинстве, справедливости, прощении и памяти.
О радио, Ольге Берггольц и людях с Литейного
Работало радио — ключевой ресурс, создающий представление общей цели, общей судьбы. Единственное, что связывало людей информационным потоком — это, конечно же, радио, его голос Ольга Берггольц. Разрушились привычные устои, все, кроме ощущения, что есть общее дело, общая миссия, ради чего все происходит. Способность работников радиокомитета объяснить ленинградцам, что происходит, придавало жителям дополнительные силы и импульсы для борьбы.
Но та же Ольга Берггольц, которая была музой и совестью Ленинграда, находилась на учете секретного политического отдела, за ней до конца войны наблюдали. Ольга Федоровна, как человек, верующий в большевизм, делала все, чтобы поднять боевой дух народа, а отдел в доме на Литейном разрабатывал и ее, и тех, кто был рядом. У каждого была своя задача.
Дневник — это форма психотерапии
Многие дневники отличаются не только собственным отношением автора к происходящему, но и просто фиксацией того, что в целом происходит в городе. Дальше важная вещь и болезненная тема — отражение девиантного поведения у других людей. Иногда мы видим фиксацию отклонения от нормального поведения у автора дневника. Например, Лена Мухина, которая видела, что начинала вести себя не так, как считала нужным, в дневнике борется со своими слабостями. Дневник — это своего рода форма психотерапии.
Есть дневники, в которых особое место занимала тема достоинства человека. Люди пишут о том, как достойно жить и как достойно умереть. Был дневник одной барышни, которая только что закончила Технологический институт, работала на Ржевке. Как у всех ленинградцев, у нее наступил момент, когда силы были на исходе. В конце декабря 1941 года она шла на завод и думала: «Дойду я на работу или нет? И если не дойду, то в каком виде меня найдут?» И по дороге, когда сознание было уже почти потеряно, она услышала, что прибавили хлеба. Эта новость дала ей сил. Вот о чем думал этот молодой человек: как идти так, чтобы не умереть на улице, а дойти до кладбища и достойно умереть.
Еще я читал дневники представителей интеллигенции — они тоже думали о том, как и чем они могут помочь городу, а если суждено умереть, то как это сделать достойно. Как не довести себя до состояния, когда уже не смогут себя контролировать, когда уже буду находиться во власти голода? Приму морфий и покончу с собой — и такое читал.
Или есть дневник рабочего Евдокимова. Он родился после Октябрьской революции, вырос при советской власти, верил как и большинство его сверстников, нашей пропаганде. Был насквозь советским патриотом. Работал на заводе очень хорошо, и в 1943 году его наградили боевым Орденом Красной звезды. Это исключительный случай. Жил он по соседству с женщиной с двумя маленькими детьми. И вот он рассказывает в дневнике, что соседка украла у него все запасы продовольствия, которые он накопил. И пишет: я не осуждаю ее, понимаю, что она сделала это не для себя.
Шансы выжить в рамках семьи были выше
Можно было пойти к милиционеру, и тогда дети в лучшем случае были бы в детском доме, а женщину наверняка бы судили. А выжить можно было только в семье — это еще одна важная вещь, которую я для себя вывел, такой секрет выживания. Тот же рабочий Евдокимов получал рабочую карточку, был чрезвычайно важным и полезным для обороны города человеком, его подкармливали и на заводе. Но и он не раз писал в своем дневнике: «Наверное, я умру». Молодой, волевой, здоровый, надеющийся на светлое будущее, любящий человек. Он в дневнике писал, что если умрет, пусть его дневник прочитает его жена. Сначала он к ней обращался как к комсомолке, потом как к любимой — очень интересный ряд, определяющий его жизненные координаты. Так вот, он фактически умирал, но все-таки выжил, хотя ему было очень тяжело.
А в семье разного рода издержки, связанные с бытом, можно разделить. Есть маневр в распределении продовольствия, есть кому стоять в очереди, есть кому сходить за водой, кому найти дров. Гибель одного человека не означает гибели всей семьи. Моя бабушка работала на заводе, у нее была своя карточка и пособие за погибшего на фронте деда, плюс трое детей с их детскими карточками и свекровь-иждивенец. Они выжили. Когда в Ленинграде остановились заводы из-за отсутствия электричества, бабушка пошла с Васильевского острова к сестре (она жила в Уткиной заводи). Я потом проехал там на машине, посмотрел — 35 километров туда и обратно. Она прошла этот путь, чтобы принести банку капусты и какой-то крупы. Она спасла мою мать, которой тогда было 7 лет. В каждой выжившей семье было такое чудо. Чудо в нашей семье закончилось, когда 24 марта 1942 года они эвакуировались. В первый же день, когда семья села в поезд, умерла свекровь. А через три дня умер младший сын, потому что напился холодного молока и заболел. Когда ты находился в Ленинграде, все силы были сконцентрированы на том, что ты должен бороться. Но как только люди вырывались за пределы кольца, происходило изменение психологического состояния и как следствие этого оказываешься во власти болезней.
Трагическая судьба подростков
В фонде продовольственной комиссии есть интересное письмо, адресованное Жданову женой брата наркома вооружения Устинова. Ее сыну Боре было 15 лет, и она пишет 21 января 1942 года: «В день гибели вождя мирового пролетариата обращаюсь к вам, Андрей Александрович — вы помните, как Владимир Ильич заботился о детях». Идет прелюдия, и потом прямо: кто больше нужен советской власти для восстановления экономики (поскольку мы все равно победим) маленькие дети, либо те, кому сейчас 14-15 лет? Кто встанет к станку? Кто уже сейчас у станка? И дальше скромно пишет о себе: я родственница наркома. Ясно, что Андрей Александрович не мог не отреагировать.
Она пишет вот о чем: главная несправедливость состояла в том, что подростки, достигшие 14 лет, не получали детской карточки. У подростков-ремесленников, которым было по 14-15-16 лет в блокаду, самая трагическая судьба. Они даже не могли полностью отоварить свои карточки. Мы все время говорим только о карточках, но карточки же нужно было выкупать, и у этих ребят должны были быть на них деньги. А денег хватало, чтобы выкупить только две трети своей нормы. Смертность среди подростков была колоссальная. Этих ребят вынуждали искать продовольствие другим путем.
Мы все время говорим только о карточках, но карточки же нужно было выкупать, и у этих ребят должны были быть на них деньги
О сложности выбора
Сейчас рассекречен фонд Анастаса Микояна, который в Совнаркоме занимался вопросами снабжения, эвакуации. В середине января 1942 года Микоян направил Ленинград требование выделить фактически весь имеющийся автотранспорт для вывоза лома цветных металлов, которые нужны для военной промышленности. В декабре 1941 года началось контрнаступление под Москвой, Сталин планирует провести серию наступательных операций на других фронтах (в том числе, возможно, имея в виду блокаду Ленинграда). Для этого нужно мобилизовать все материальные ресурсы, а они традиционно находились там, где производилось оружие — в Ленинграде. И кого вывозить? Людей?
Выбор был сделан. И потом Даниил Гранин рассказывал мне о том, что когда он писал «Блокадную книгу», Алексей Николаевич Косыгин говорил ему об этой проблеме как о самой серьезной. Транспорт — ограниченный ресурс. Кого эвакуировать? Людей, которые умирают, либо создавать оружие, которое позволит спасти существенно большее количество людей?
Мифы о блокаде
Миф про то, что город остался без продовольствия из-за того, что разбомбили Бадаевские склады? Продовольствия оттуда хватило бы на 1,5-2 дня.
Еще один из мифов, который запустил Микоян. Даниил Александрович Гранин мне рассказывал, что Косыгин утверждал, что между Ждановым и Микояном был конфликт. Это многое объясняет и в части воспоминаний Микояна — он пишет, что в июле 1941 года была возможность завезти в Ленинград то продовольствие, которое предназначалось Германии. Но Жданов отказался, и это была колоссальная ошибка, он не понимал, какая судьба уготована городу. Но кто в июле мог догадаться, что немцы дойдут до Ленинграда через месяц? Такого человека не было. Мы знаем, что в конце августа сюда приезжала комиссия ГКО, обсуждала, как они будут готовить запасы для Ленинграда на 3-4 месяца. В конце августа эти люди не знали, что случится через неделю-полторы. Мог ли предполагать Жданов о том, что надо готовиться к блокаде уже в июле?
Второй момент: в Ленинграде не было хороших хранилищ для больших объемов продовольствия. Фактически город снабжался с колес. Мы это знаем потому, что в материалах продовольственной комиссии есть документ о том, что в 1942 году было принято решение о создании неприкосновенного запаса и о его рассредоточении (чтобы не случилось единовременного уничтожения). Запас создали, рассредоточили и периодически проверяли, в каком состоянии находится продовольствие. И выяснилось, что условия хранения были плохими: в ряде мест 20-25% продовольствия испортилось. Это показывает, что в то время в Ленинграде не было мест, где можно было создать запасы.
В литературе звучали глупые вещи о том, что Сталин так мстил Ленинграду за свой неудачный петроградский период жизни (когда его искали в коридорах Смольного, а он некомфортно чувствовал себя в совнаркоме). Нет, значительные ресурсы страны были мобилизованы для того, чтобы помогать Ленинграду. Можно посмотреть по документам Микояна — потоки продовольствия шли практически со всей страны. Сталин говорил про Ленинград в январе 1942 года: «город-мученик».
Миф со знаком «минус» — о том, что Жданов был никчемным руководителем. Я с этим не согласен. Питерский историк Кирилл Болдовский опубликовал дневник встреч Жданова за время войны. Многие вещи, связанные с логистикой и снабжением появились благодаря Жданову. Он боролся с деиндустриализацией города, понимая, что вывоз предприятий из Ленинграда приведет к тому, что города как промышленного центра не будет. В принципе, так оно и произошло.
Были ли спецмагазины? Были. Что ел Жданов, а что не ел… Была ли иерархия потребления? Была, безусловно. Была ли спекуляция со стороны тех, у кого был доступ к продовольствию, как к этому относилась власть? У нас есть материалы бюро горкома партии, где рассматривались дела тех партийных функционеров, кто пытался заниматься спекуляцией. Таковых были единицы, их изгоняли из партии и судили. Все-таки внутрипартийная этика существовала. Это чрезвычайно важно. Нельзя говорить о том, что те, кто руководил Ленинградом, были бессовестными людьми. Абсолютно не так. Единство целей, понимание общей судьбы.
Были ли «зеленые цепочки»? У нас есть материалы немецкой военной разведки и СД. Немцы не отправляли сюда никого, кто бы бегал с ракетницами и обозначал таким образом объекты для нанесения ударов немецкой авиации. Если ракетчики и были, то они были местные. Есть и документы Управления НКВД… Ракетчиков пытались поймать, но, насколько я знаю, несмотря на неоднократные облавы с участием милиции и комсомольцев, так никого не поймали. Я не нашел ни одного дела, где было бы сказано, что такой-то был пойман за то, что он наводил на важные промышленные объекты и объекты жизнеобеспечения вражескую авиацию.
О ресурсах и гипотезах
Рассекречена масса всяких разных просьб от организаций, частных лиц. Естественно, просьб помочь. И материалы продовольственной комиссии интересны не только тем, что только рассекречены. Это, по большому счету, одна из последних тайн блокады. Как распределялось продовольствие. Как разные ведомства, включая НКВД, боролись за то, чтобы им дали самый важный ресурс, который позволял бы им выживать, выполнять их программы.
В январе 43-го в своем дневнике Всеволод Вишневский пишет, что соседка ему стирает и помогает по хозяйству, а он дает ей несколько килограммов хлеба. Я даже сначала не поверил. Откуда? Как? По всей видимости, у людей высокого ранга были ресурсы, и им не надо было быть хорошим или плохим. То есть в глазах самого себя он был, безусловно, хорошим человеком. Мы знаем, что были нормы, а было и литерное питание. Даже по литерному питанию не могло быть таких ресурсов.
Известны истории коллекционеров, которые признавались, что основная часть коллекции была собрана во время войны, но говорили, что за произведение искусства всегда давали на буханку хлеба больше, чем продавец просил. Откуда этот килограмм хлеба появлялся – это большой вопрос.
Возможно, это связано с тем, что работники политуправления имели возможность ездить в командировку в Москву… Но это только гипотеза.
О письмах к власти
Ленинградцы в общении с властью на предмет выделения дополнительного продовольствия рассказывали о себе — они должны были доказать, почему им надо помочь, чем они значимы для города и страны. Например, учитель по фамилии Воскресенский обосновывал председателю Горисполкома Попкову необходимость помощи ему и его жене. Он писал, что был единственным специалистом, который мог читать рукописные тексты Петра Алексеевича Романова — Петра I. Причем он написал письмо уже после того, как у него умер ребенок и внук. К Воскресенскому отправили представительницу РОНО, которая должна была засвидетельствовать написанное. Она обнаружила, что у него колоссальная библиотека, есть отзывы о его трудах от крупных ученых. И ему помогли.
Из письма ленинградского инженера Никольского, который просил увеличить себе паек в связи с тем, что накануне войны он защитил докторскую диссертацию на тему «К вопросу об автоматическом пилотировании самолетов» и имел право на академический паек, я узнал, что работы над созданием дронов велись в Ленинграде еще до войны.
Еще было очень интересное письмо, адресованное Жданову от одного из руководителей управления тыла для обеспечения перевозки войск и грузов в районе Волховстроя: в письме он просит о снисхождении за совершенный им проступок. Фабула такая: этот военный инженер 1 ранга человек смог оперативно организовать эвакуацию имущества (включая продовольствие) перед наступающими немецкими войсками. Справился с этой задачей блестяще, и делал все возможное, чтобы на ленинградский фронт шли потоки продовольствия и многого другого. А в городе у него была семья, которая умирала с голода. С оказией ему передали письмо жены о бедственном положении, в котором оказалась его семья: не было никаких возможностей выжить. И он, накопив продукты из своего пайка, купив часть за деньги и взяв в счет своих будущих пайков из продпункта, направил их семье в количестве до 40 кг. Понимает, что приехать не может — другой бы бросил все и поехал, а он человек служивый. Даже написал, что будет откладывать и все вернет. Но, естественно, как в песне Высоцкого, «особист Суэтин все взял на карандаш». Дело, военный трибунал. И этот военный инженер в письме рассказывает историю своей жизни, службы коммунистической партии, государству, о том, что «о работе, ее рационализации я думал день и ночь». Жданов не стал предавать его суду военного трибунала. Я не знаю, что случилось с его семьей, но он выжил, стал генералом.
О снабжении
Когда люди начали умирать в огромных количествах, ленинградцы писали: «Почему мы не можем организовать воздушный мост?» Но для обеспечения безопасность транспортной авиации с продовольствием требовался полк истребителей, а он нужен был на московском направлении. Опять сложнейший выбор.
Ограниченно доставка продовольствия по воздуху осуществлялась, но не носила масштабного характера, который был нужен городу. Большое количество перевалочных пунктов при доставке автомобильным транспортом приводило к огромным потерям при перевалке, да и расхищалось немало. Если бы все, что было предназначено Ленинграду, довозилось и раздавалось, то конечно, количество жертв был бы меньше.
Что Жданов мог сделать со снабжением? Было несколько инновационных вещей, связанных с логистикой и обеспечением города, которые руководство Ленинграда (и надо отдать им должное) реализовало — это строительство трубопровода по дну Ладоги, который позволил получать городу 300 тонн светлых нефтепродуктов. Не нужно было возить их машинами — это позволило аккумулировать ресурсы для прорыва блокады, а потом для ее снятия. Построили 20 с лишним километров чуть более чем за 30 дней. В условиях войны. Военному Совету удалось обеспечить координацию разных ведомств: военных, моряков, гидрологов, авиации, которая обеспечивала прикрытие с воздуха. Это было сделано по-ленинградски.
Или строительство и прокладка кабеля, который дал Ленинграду электричество, эвакуация населения. Зимой 1942 года на предприятиях Ленинграда были размещены заказы по строительству барж. Можете себе представить?! Нужно было построить баржи, которых не хватало в период навигации 1941 года. Их построили. Я смотрел переписку, как один из инженеров, который придумал эти баржи, скромно просил о повышении его продовольственного пайка.
Если бы все, что было предназначено Ленинграду, довозилось и раздавалось, то конечно, количество жертв был бы меньше.
Об учете и халатности
Для меня было удивительным, что у нас на большинстве продовольственных баз не были поверены весы. Несмотря на многочисленные просьбы и наличие института метрологии это не было сделано до конца войны. Как это можно объяснить? Халатностью. Это не приоритет, понимаете? Мы же всегда думали о высокой цели, всегда переоценивали человека. Считали, что этот «новый человек» уже живет рядом с нами. Мы же приняли Конституцию и написали в ней, что в Советском Союзе уже живут и трудятся люди нового типа. Кто же думал, что некоторые рабочие с хлебозаводов будут в противогазах муку выносить, что надо будет к каждому работнику кого-то приставлять с тем, чтобы избежать таких ситуаций?
Еще меня поразила наша традиционная российская зависимость от того, что предназначено на экспорт. В Ленинграде существовала база по переработке субпродуктов, которые мы поставляли на экспорт — был специальный холодильник. Объем этих субпродуктов (потрохов) составлял примерно четыре тысячи тонн. Весной 1942 года обнаружилось, что срок хранения этих потрохов истекает. Они в свое время просто не были учтены. Можете себе представить? В городе, казалось бы, все было учтено, но было много предприятий и учреждений центрального, всесоюзного подчинения. Были заводы, рабочим которых в дополнение к ленинградскому пайку полагалось еще что-то сверху. Возникали противоречия: рабочие двух заводов трудятся по 12-14 часов, потом общаются между собой и выясняется, что рабочая на заводе А получает существенно больше, чем рабочая на заводе Б. Эти рабочие пишут коллективное письмо Жданову, в этом начинают разбираться, выясняют, что на самом деле это так — завод другого подчинения.
О торговле и спекуляции
Ущербность операций на черном рынке заключалась в том, что не было такого количества хлеба, которым можно было бы расплатиться за условный Фаберже. И даже если этот хлеб принести на рынок, его невозможно сохранить (украдут, зачерствеет, пропадет). Что нужно было человеку, у которого были драгоценности и валюта? При помощи государства обменять этот ресурс на возможность потреблять нужные продукты в течение длительного времени. В январе 1942 года несколько писем было направлено Жданову, в которых содержалось предложение создать магазины по типу торгсинов. Жданов поручил проверить информацию о размахе спекуляции и ценах на черном рынке и получив подтверждение о справедливости сигналов снизу, дал команду их проработать проект создания специальных коммерческих магазинов. К августу 1942 года должны были быть открыты два таких магазина. Работали бы они по такому принципу: за золото, серебро, бриллианты можно было получить соответствующий купон (были приведены цены — за грамм золота столько-то в рублях). С точки зрения экономической целесообразности это была выгодная вещь: стране нужно было золото для закупок по ленд-лизу, народу нужно было есть, и надо было бороться с черным рынком. Но блокадные торгсины не были введены, очевидно, по политическим соображениям. Можно себе представить, что происходило в общественном сознании, в сознании людей: хлеб где-то был, но дают его только тем, у кого есть ценности….
И вторая чрезвычайно важная вещь, связанная с организацией торговли. В Ленинграде в ноябре 1941 года один из руководителей отдела торговли, который занимался рынками, предлагал легализовать толкучки. Обосновывал он это так: по тысяче, две тысячи человек все равно собираются на основных рынках — Андреевском, Сытном, все равно это есть, но происходят все бесконтрольно, и мы не знаем, какие товары обмениваются с точки зрения качества и безопасности. Мы должны там присутствовать, будем знать, что и как обменивается. Кроме того, мы можем брать за такую торговлю специальный сбор. Это предложение тоже не было реализовано. На предложении стоит резолюция «Отказать». Очевидно, опять же по идеологическим соображениям.
О тайнах блокады
Одна из самых больших тайн: как выжило больше миллиона человек, когда до марта 1942 года даже мизерные нормы по карточкам в городе полностью не отоваривались? Как они пережили то смертное время, как сумели сохранить человеческое достоинство?
И еще один момент — медицинские последствия блокады. В Голландии в годы войны был непродолжительный голод, и голландцы провели исследования о том, как голод влияет на генетику, на здоровье нескольких поколений. В Петербурге, слава Богу, еще живы те, кто был детьми в блокаду, но по-прежнему соответствующего масштабу трагедии исследования не проведено.
О человечности
Поведение рабочего парня Евдокимова — его готовность простить, понять, не преследовать — в том случае с матерью с двумя маленькими детьми. Поражают вещи, связанные с сохранением человечности. Казалось бы, что тебе стоит? Легко взять реванш, но люди не берут этого реванша.
У меня был знакомый, который жил в блокадном Ленинграде подростком. Он прочел мою книгу и позвонил: я не согласен с тем-то и тем-то. Я его внимательно слушал, потом сказал: «В Европейском университете проводится проект по устной истории. Мы встречаемся с людьми, кто пережил блокаду, записываем их». Я предложил ему выступить. А он заплакал. Настолько не хотел возвращаться в то время.
Подготовили Елена Барковская и Владислав Бачуров.

Никита Андреевич Ломагин — доктор исторических наук, профессор Европейского университета в Петербурге, один из ведущих исследователей истории блокады Ленинграда, автор более 100 работ (в том числе и двухтомника «Неизвестная Блокада»).
Фото: eusp.org

Фрагменты интервью были опубликованы в газете «Мой район» (№16, 2017)