Давид Голощекин: У нас не кабак, а филармония
Краткое содержание
Давид Голощекин, джазовый музыкант-мультиинструменталист, основатель и художественный руководитель Филармонии джазовой музыки, народный артист России — о присвоении скверу на Загородном имени Джазовый сквер, о своем увлечении джазом, как удалось пробить Филармонию джазовой музыки и о встрече с Дюком Эллингтоном.
Давид Семенович Голощекин — не просто житель Владимирского округа (живет на Загородном), в 1989 году он в помещении закрытого кинотеатра «Правда» открыл единственную в мире Филармонию джазовой музыки (Загородный пр., 27). Поэтому не случайно в муниципалитете Владимирского округа возникла идея назвать сквер на Загородном, 36-38, напротив Филармонии — Джазовым.
В рамках рубрики «Человек округа» глава Владимирского округа Денис Тихоненко встретился с Давидом Семеновичем, чтобы спросить его мнение о названии сквера и узнать об истории создания Филармонии джазовой музыки.
Джазовый сквер
Хорошая идея. Это место, где летом можно поставить сцену, где можно было бы проводить открытые концерты для людей, а это важно для нашей общественной деятельности, ведь мы занимаемся пропагандой джаза.
Почему я назвал это Филармонией джазовой музыки? Ведь раньше считали, что филармония — это место, где Шостаковича исполняют. Но я открыл Толковый словарь русского языка и прочитал: «Филармония — это учреждение, занятое организацией концертов и пропагандой музыкального искусства». А какого — не сказано. Джаз — это тоже музыкальное искусство. А мы и занимаемся просвещением. Поэтому у нас филармония, а не джаз-клуб: мы не развлекаем людей, которые пришли послушать джаз, а пропагандируем эту музыку.
Позвоните Валентине Ивановне!
А в открытии Филармонии в 1988 году мне очень помогла Валентина Ивановна Матвиенко, которая была заместителем председателя горисполкома. Именно она помогла нам попасть именно сюда. Я с ней был знаком давно: еще в 1976 году я был на открытии Дворца Молодежи (который, кстати, сейчас сносят), а она тогда была комсомольским секретарем. У нас были хорошие человеческие отношения, она видела все мои музыкальные старания.
В 1988 году мы работали в Ленконцерте, директор сказал, что никаких планов на будущее нет, никакие договора не подписаны, и я думал, что же нам делать? И тогда один мой приятель говорит: «Ты же знаешь Валентину Матвиенко? Она сейчас в исполкоме курирует культуру и образование». Я позвонил в ожидании, что мне скажут позвонить завтра, потом послезавтра, мол, кто со мной будет разговаривать? Но меня неожиданно соединили, и она говорит: «Приходите завтра в 10 утра». На следующий день я пришел, и она говорит: «Ты не был в кинотеатре «Правда»? Мы его только что закрыли». Я даже не пошел, а прямо побежал: а тут свежий ремонт, все отделано, все покрашено, полы потрясающие, паркет.
Денег у нас не было, а рядом на помещение претендовал ресторан «Тройка» — те, кто постарше, помнят это место, где развлекались все партийные бонзы. И я начал бегать и собирать все согласования, чтобы помещение отдали нам. Помню, председатель Куйбышевского райисполкома Кретов бухтел: «Какой джаз? Зачем джаз?» А я просил: позвоните Валентине Ивановне! Он позвонил: «Валентина Ивановна, тут какой-то Голощеков…» Даже фамилию неправильно назвал. И тут вдруг замолчал. Отвечает: «Понял!»
«Тройка» тоже боролась за помещение, так что при помощи Валентины Ивановны до 1 января удалось быстро собрать все документы, ведь помещение для нас забронировали до конца года. Валентина Ивановна пришла 29 декабря, обошла все здание, все проверила от туалета до сцены, и подписала распоряжение о создании Центра джазовой музыки. Но уже через год я понял, что у нас не джаз-клуб, что надо более серьезно заниматься просветительской работой, пропагандой джаза. И я назвал Филармонией, переделал устав — переписал устав Капеллы, заменив все на «джаз».
Мы и программы свои так строим: не просто играем джаз, а объясняем: какой джаз, с чем это связано, какие инструменты и как на них играть. Для нас важна просветительская деятельность.
Мэр-джазмен и молодые таланты
Как-то раздался звонок из комитета по внешним связям: «К вам вечером приедет Собчак с мэром города Гетеборг». Они пришли на концерт, а мэр Гетеборга оказался джазовым гитаристом, так что мы с ним немного поиграли. А в итоге я потом поехал и к нему на фестиваль в Гетеборг.
Джаз — это музыка не коммерческая. Для того, чтобы пригласить хороших музыкантов, нужны спонсоры. Но нам помогали друзья, поэтому тогда мы могли приглашать звезд из США, из Европы. А новые бизнесмены далеки от такой музыке, им проще позвать поп-звезд, чтобы с ними сфотографироваться, что для них джаз? Джаз далеко не самый популярный жанр. В джазе денег не заработать.
Джаз далеко не самый популярный жанр. В джазе денег не заработать.
Мы же не просто развлекаем людей, у меня была задача создать профессиональное место. У меня к музыкантам очень высокие требования. Самое главное — профессионализм. Музыкант должен очень талантливо и убедительно играть на сцене, чтобы человек, даже далекий от этой музыки, понял, что сыграно мастерски.
В Петербурге много замечательных музыкантов. Совсем молодой пианист Михаил Марышев — талантливейший парень. Замечательный музыкант Федор Кувайцев — сын ветерана джаза Олега Кувайцева, который возглавляет Ленинградский диксиленд. Прекрасные ребята у нас в джазовом оркестре, большие профессионалы.
У нас не кабак
Я очень требовательно отношусь к поведению публики. Вплоть до того, что иногда останавливаю концерты. С одной стороны, у нас филармония, а с другой — в зале стоят столы, на которые можно поставить бокал вина или шампанского.
Я давно уже понял, что значительная часть публики на концертах понятия не имеет ни о музыкальных инструментах, ни о произведениях, которые мы исполняем. Надо рассказывать, объяснять.
За границей, а я играл во многих известных джазовых клубах, люди приходят слушать музыку. Они могут выпить кружку пива или бокал вина, но не позволят себе никакого галдежа, никаких разговоров. У нас таких людей почти нет. Мне скоро 78, и моих ровесников и людей постарше — любителей джаза из поколения шестидесятников — осталось очень мало.
Сейчас приходится воспитывать публику. Мы играем серьезную музыку, и хорошо играем, а за столами идет болтовня. Я тогда останавливаю концерт…
Сейчас приходится воспитывать публику. Мы играем серьезную музыку, и хорошо играем, а за столами идет болтовня. Я тогда останавливаю концерт и говорю: «Извините, вы ошиблись дверью. У нас не кабак. Ресторан «Тройка» — рядом». Люди часто обижаются. Но тот, кому эти правила не нравятся, он мне и не нужны. И ему я не нужен со своей музыкой. Вокруг много других мест, пусть идет туда. А здесь серьезное место, где играют высококлассные музыканты. Пей шампанское, но не болтай, не мешай другим. Если это не твоя музыка — не ходи сюда. А то даже дни рождения приходили справлять. Для них звучит прекрасная музыка, а они за столом шумно поздравляют!
Китайский джаз
Я уже много лет преподаю в институте Герцена историю джаза: «Основы джазовой эстетики». Я помогаю студентам разобраться, что такое джаз. И как-то китайский студент-скрипач попросил меня научить его играть джаз. Он музыкальный парень, я стал рекомендовать ему что слушать, дал записи. Он способный, схватывал все очень быстро то, что я ему говорил и на что обращал его внимание. И он научился играть джаз, недавно мы вместе с ним выступали на одной сцене. А в Китае джаза нет. И теперь он поедет в Испанию в джазовую школу Беркли.
Пропагандист буржуазной культуры
Когда мне было шесть-семь лет, я приходил к тете, сестре моего отца, у нее был патефон и коллекция пластинок. Пока взрослые разговаривали, мне скучно было, меня научили, как на патефон ставить пластинки. И я слушал «Звуки джаза» оркестра Цфасмана, «Песню американского безработного» Леонида Утесова. Мне так нравилось, что я постоянно просил отца: «А мы пойдем в воскресенье к тете?» А в итоге тетя подарила мне этот патефон. И началась другая история. Если у меня не было троек, то мы с мамой ходили в главный музыкальный магазин «Мелодия» на Невском покупать новую пластинку. А в 12 лет мне отце подарил мне приемник «Рекорд» (он сейчас у нас в музее стоит). Потому что у моего друга Вовки Спивакова (Владимир Теодорович Спиваков — художественный руководитель и главный дирижёр Национального филармонического оркестра России и Государственного камерного оркестра «Виртуозы Москвы», президент Московского международного Дома музыки — прим. ред.), с которым мы 11 лет просидели на одной парте, приемник был. В приемнике на коротких волнах уже можно было найти джазовую программу на «Голосе Америки».
Я и в комсомоле не состоял, не приняли, сказали, что на переменах играю буги-вуги. Вы не представляете, сколько раз со мной беседовали товарищи из КГБ… В Ленинграде был полуподпольный джаз-клуб «Квадрат», в котором я активно участвовал. Или разные начальники, которые говорили: «Вы не должны играть Гершвина и Эллингтона, вы должны играть музыку советских композиторов!» Я пытался объяснить, что это чудесная музыка, но мне говорили, что это может понравиться молодежи, а это «не в наших интересах». Про меня говорили: пропагандист буржуазной культуры. Сколько раз мне говорили, что я должен прекратить играть джаз, а я не прекратил. С 16 лет не играл ничего кроме джаза.
Заветы Эллингтона живут и побеждают
1971 год, оркестр Эллингтона играл четыре концерта в Ленинграде, в концертном зале «Октябрьский». Четыре дня подряд. Вы не можете себе представить, что это такое для джазового музыканта — увидеть самого Эллингтона! Это было как явление Христа народу.
На фотографии из книги Дюка Эллингтона мы вместе с ним на сцене Дома Дружбы на фоне плаката «Ленинские заветы живут и побеждают». История такая.
После первого концерта мы до глубокой ночи обсуждали с друзьями, каких легендарных людей мы видели и слышали. Часа в четыре лег спать, а в 10 утра у меня в коммунальной квартире звонок: «Голощекин? С вами говорят из управления культуры. Собирайте ваших музыкантов, вы должны в Доме Дружбы сыграть получасовую программу для Дюка Эллингтона и показать ему, что такое советский джаз».
Я спросонья решил, что кто-то меня разыгрывает. «Кончай трепаться», — отвечаю. Но мне говорят, что я должен прийти в управление культуры, где мне все объяснят. (Вы представляете, какое глупое сочетание — «управление культуры»! ) Тем не менее встал, побрился, оделся. Думаю, такого не может быть, но схожу в управление, благо оно рядом. Сидит типичный чиновник. «Мы знаем, что выиграете джаз, — довольно пренебрежительно сказал. — Звони своим друзьям, завтра в три часа в Доме Дружбы будет встреча Дюка Эллингтона с музыкальной общественностью Ленинграда».
Как мне рассказал мой приятель, фотокорреспондент «Ленинградской правды», который сопровождал посещение Эллингтоном Эрмитажа, он слышал, как Эллингтон спросил какого-то сопровождающего чиновника «от культуры»: «А у вас в Ленинграде играют джаз?» Тот отрапортовал: «Конечно, мистер Эллингтон!» Тогда Эллингтон и спрашивает: «А нельзя ли встретиться с музыкантами, послушать их, поиграть с ними?» Тот и не знал, что ответить. Но у него за спиной был помощник, который обычно знает гораздо больше своего начальника, тот и назвал фамилию «Голощекин». Так решили организовать встречу с общественностью. Я стал обзванивать музыкантов, они, конечно, сначала не верили, но я говорил, что звоню из управления культуры, наконец, они поняли, что все это серьезно и завтра мы должны будем выступать перед Эллингтоном.
На следующий день в Доме дружбы собралась «музыкальная общественность». Она состояла из двух человек — это Андрей Павлович Петров и Александр Наумович Колкер, два замечательных композитора. Остальная «общественность» — это одинаковые дяденьки в одинаковых костюмах: обком, исполком, КГБ, МВД. И Эллингтон.
Сначала я играл на рояле. Когда закончил, Дюк встал и сказал: «После такого прекрасного пианиста я нуждаюсь в реабилитации». Он поднялся на сцену, подошел к роялю — и мы вместе стали играть. Я сыграл и на контрабасе, и на скрипке, и на трубе.
Сначала я играл на рояле. Когда закончил, Дюк встал и сказал: «После такого прекрасного пианиста я нуждаюсь в реабилитации». Он поднялся на сцену, подошел к роялю — и мы вместе стали играть. Я сыграл и на контрабасе, и на скрипке, и на трубе.
У меня был такой шок, я все не понимал, на самом деле я играл с Эллингтоном или это мне снится. Не успел даже автограф у него взять, все не мог прийти в себя. Но зато эти люди в пиджаках подходили и говорили: «Ну, Давид, ты дал! Ты показал Эллингтону, что такое советский джаз!»
Это история очень помогла мне, когда я пробивал открытие Филармонии. Ходил по кабинетам, а люди удивлялись: «Что? Зачем? Какой джаз?» И как-то я опять в роли просителя стучусь в кабинет, понимая, что меня опять или сразу пошлют, или придется долго объяснять, кто я и что мне надо согласовать. И вдруг очередной начальник, увидев меня, вскочил: «Я был тогда, я помню, как ты победил Эллингтона! Давай, я все подпишу!» Так что в том, что мы открылись, есть заслуга Дюка Эллингтона.
Фото Надежды Раджаповой
Быстрые новости — телеграм-канал Владимирский LIVE