Иван Сергеевич Раевский о жизненных ориентирах, о вере и роли Церкви в современной жизни
В феврале глава Владимирского округа Денис Тихоненко и глава администрации Павел Небензя встретились с председателем Приходского совета Владимирского собора Иваном Сергеевичем Раевским, с 1991 года руководящим восстановительными работами в храме.
В первой части разговора Иван Сергеевич рассказал о восстановлении храма, об удивительном иконостасе и о найденном при реставрации историческом документе.
Во второй части беседы разговор шел о том, как сформировался приход храма, и о роли Церкви в нашей жизни.
Был 1991 год, люди больше 70 лет при государственном безбожии жили, и вдруг начинают открываться храмы, одним из первых — Владимирский собор. Кто были первые прихожане? Как они приходили? Как люди возвращались к Богу?
Слом формации произошёл довольно внезапно. Все считали, что советская власть — это глыба, а когда она в одночасье развалилась, люди были немного растеряны…
У меня есть интересный журнал — журнал сбора подписей для того, чтобы вновь открыть собор Владимирской иконы Божией Матери. В нем как раз есть данные тех прихожан, которые ставили свои подписи, оставляли свои адреса и телефоны, для того, чтобы храм вернуть Русской православной церкви.
Что самое интересное? Там есть и фамилии иностранцев, и совершенно неожиданные записи: «Я вообще не православный, я мусульманин, но я за то, чтобы передать этот храм Русской православной церкви».
Народ в те времена ринулся в храм, потому что у человека появился колоссальный духовный вакуум. Раньше кто верил — кто-то нет, что мы построим коммунизм, но всё-таки впереди что-то светлое маячило. Были определённые ориентиры. Ведь очень многие и, правда, считали, что мы все будем скоро жить при коммунизме. И когда эту несбыточную мечту у человека отняли, люди оказались на распутье.
Люди пошли не только в храмы. Тогда всё вокруг наводнили всякие экстрасенсы, различные сектанты. Из-за границы сколько их приехало, они даже снимали СКК (который сейчас снесли) и там устраивали проповеди. Бассейны разборные ставили и там крестили людей. Просто сумасшествие какое-то было.
Когда вы пришли сюда заниматься восстановлением храма, почему это важно было в то время?
Время было интереснейшее. Когда храм только вернули, всё надо было очистить от грязи, вся территория была заставлена какими-то гаражами, какими-то халупами… На всей площади вдоль нашего забора был блошиный рынок. Торговали всем — и ворованным, и не ворованным, всякой грязи было много. Люди не знали, как жить, как выжить.
И популярность церкви стала возрастать, у нас крестились три-четыре раза в день по 150, по 200, по 300 человек. Причем это в основном приходили взрослые люди, которые говорили: «Я ничего в этом не понимаю, но я себя ощущаю православным человеком».
Как вы считаете, почему они приходили?
Человеку всегда нужны определенные ориентиры, чтобы жить. Для меня, человека верующего, представить, что я был бы атеистом — страшно. Понимаете? Я всегда понимаю, что в сложные моменты своей жизни я не одинок, я у меня есть Бог, у меня есть церковь, у меня есть иконы, у меня есть святыни, к которым я могу подойти, обратиться, помолиться и по своим молитвам получить какую-то моральную помощь.
Вы, наверное, участвовали при прощании с покойником в крематории? Ужасное зрелище. Там ты находишься в жутком состоянии, от которого долго не избавиться. Фабрика смерти.
И как прощание происходит у нас в церкви… Лёгкость перехода жизни человека из одной жизни в жизнь вечную… Мы молимся за переход человека, его духа в другое качество. Это же столетиями, тысячелетием были разработаны такие обряды, как отпевание и крещение.
А как вы пришли в церковь?
И моя бабушка, и мама, и папа воспитывались в православной верующей семье. И я рос в верующей семье. До 5 лет я ходил с бабушкой в церковь. Когда я пошёл в школу, мы ходили на раннюю службу в Николо-Богоявленский собор. Это был храм, где служились ранние службы.
Что такое ранняя служба была для людей в советское время? Человек до работы мог сходить на службу и успевал пойти на работу. Церковные праздники, в том чисел и Рождество, были же рабочими днями.
И как-то меня-второклассника бабушка привела причащаться. И верующая бабушка моей школьной соученицы увидела меня там, пришла домой и говорит своей дочери: «Вот Ваню Раевского отпускают с бабушкой в церковь, а ты не хочешь отпускать». — «Как? Ваню водят в церковь?» Она была коммунистка, в школу бегом, и от родительского комитета написала заявление: просим оградить наших советских детей от ребёнка, которого родители водят в церковь. Ну прямо, будто я враг народа. Хотя время уже началось брежневское.
Папу тогда вызвали в школу: «Вы все потеряете профессию. Вас всех выгонят! Как ваш сын, почему ходит? Сергей Павлович, давайте договоримся, что больше такого не будет. Иначе мы должны будем дать этому ход…» Вы можете представить сейчас? «Мы можем дать ход, и вы все пострадаете! Нет, ребёнка мы, конечно, не выгоним, нет, он может в школе и будет учиться, но вы же работаете, что вы преподаёте? Идеологический фронт».
И я прихожу в школу, а учительница и говорит: «Раевский Ваня, выйди перед классом. Дети, посмотрите, этот мальчик ходит в церковь. Ты, наверное, крестик носишь?»
Я говорю: «Да».
— «Вот посмотрите, когда Никита Сергеевич Хрущёв спросил у Гагарина, видел ли ты Бога, он сказал: «Ничего там нету, там холодное безмолвие». А он ходит в церковь, причащается. Давайте выдадим наше октябрятское ему порицание. Иди, Раевский, забирай свои вещи, садись к двоечникам на последнюю парту».
Прихожу домой, конечно, расстроенный. Рассказываю. Папа побежал к директору: «Сейчас не 37-й год, вы что творите! Вы мне обещали, что никаких не будет воздействия на ребёнка. Вы что? Я этого не оставлю! Что такое! Ну был в храме!»
В общем, всё разрешилось, но эта учительница, Царствие ей небесное, закалила мой характер с детства.
Я вспоминаю, как в советской школе были бесконечные осмотры — в медпункт нас гнали: «1А класс, в медпункт на осмотр!» Я уже понимал — у меня крестик. И я помню, свои мысли, как я там беру, снимаю крестик, складываю в ручонку себе и думаю: «Если меня попросят показать руки, я покажу одну руку, потом за спиной переложу крестик в другую…»
Рассказал это бабушке, она мне стали зашивать в воротник, как другим верующим ребятам тоже зашивали крестик в воротничок школьного пиджака крестик, чтобы уже не было каких-то проблем.
Сейчас вы в чём видите роль церкви?
Роль церкви всегда была одна и та же. Есть люди, которые верят в Бога. Это образ жизни, который я впитал с молоком матери. Если родители сумели заронить зерно веры человеку, человек уже в своей жизни не одинок. Вера даёт такую возможность человеку ощутить верующему человеку, что ты не прав, ты грешен, оценить себя. У нас есть возможность пойти в храм, исповедаться, причащаться. На какое-то мгновение задуматься, а как ты в этом мире живёшь? Правильно ли ты живёшь?
У человека верующего всегда есть эта великая возможность. Я считаю, что атеисту очень тяжело жить. Даже чисто житейски, если говорить. Я знаю, может, я вас удивляю этими разговорами, что у нас в жизни всё время бывают какие-то различные проблемы, но я могу встать на колени перед иконами у себя дома, в своей домашней церкви, помолиться и попросить. И я знаю, что когда проблемы у меня возникают, не всегда, конечно, решаются, по моим грехам. Я отдаю себе в этом отчёт. И, наверное, все мы отдаём себе в этом отчёт.
Моя бабушка была человеком старой формации, она говорила: «Ваня, понимаешь, до революции в купеческой среде характеризовали только двумя словами — порядочный или непорядочный человек». Церковь всегда даёт каждому возможность быть человеком порядочным. Необязательно ты таким станешь, но она тебя к этому всё время подвигает.
А что вы говорите людям, когда они вас не понимают?
Как-то ко мне в 90-х годах позвонил из «Вечернего Ленинграда» бойкий корреспондент и с такой издёвкой сказал: «Иван Сергеевич, расскажите, а какие у вас были за последнее время чудеса?»
Я говорю: «А что вы имеете в виду?»
— «Ну чудеса какие-нибудь. Ну что там у вас? Вы же чудеса любите, вот расскажите нам, мы напишем про вас заметочку, про чудо. Вы можете что-нибудь назвать? Неужели никакого чуда не было за прошедший месяц?»
Я говорю: «У нас чудо совершается каждый день». Я его озадачил этим ответом. Он говорит: «Как?»
— «Представляете, у нас каждый день совершается литургия. За каждую литургию у нас происходит чудо — мы молимся, и вино и хлеб превращается в тело и кровь Христовы, и мы все от этой веры причащаемся. Совершается чудо! А так, чудес других нет».
Так что я считаю, что вера — это для человека верующего труд. Не все, конечно, этот труд выдерживают, ведь жить по тем заветам страшно тяжело.
Поделиться ссылкой: